— Да, толковый старшинка, очень даже. А ты-то чего надумал после увольнения?

— Ничего, товарищ каплей. Вообще не думал.

— А зря. Вон Зеленов — тот обратно в спорт. Сейчас уже его во флотскую сборную на выступления задолбали дергать. Саша Федосов в институт морской торговли и транспорта готовится, да и у остальных планов громадье.

— А я не думал. Не хочу я в институт. Год еще целый служить. Я пока погуляю дома.

— Ага, по тебе видно — погуляешь, побухаешь и заскучаешь. А потом тебе станет невыносимо грустно и захочется куда-нибудь обратно.

— Куда?

— Сюда Балет Иванов-Вяземский! На флот, в разведку, на выход в джунгли, в море, пить кофе из котелка, ночью не спать. Или на высадке парашютным способом попасть под оторвавшийся грузовой контейнер, как в крайний раз было.

— Я не знаю, товарищ каплей. Наверное, захочется.

— А иди-ка ты, дружок, в военное училище. По стопам, так сказать, батеньки своего и командира группы. Ведь мы с твоим отцом знакомы, между прочим. Он у меня в училище как-то был. Встреча с фронтовиками.

Вот это новость! А ведь отец действительно, служа в городе Ленина, частенько бывал приглашаем в различные училища на такие мероприятия.

— Ну так что, ты подумаешь, старшинка? — вывел меня из задумчивости каплей. — Сам знаешь, Ленинград — колыбель революции, морская форма, кондитерская «Север», пирожные буше, студенточки, комсомолочки!

— Пойду в училищеу, товарищ каплей, — брякнул я и, высунув от старательности язык, начал черкать пером по ватману.

Эпилог

Ленинград, 1974 год

Мы отработали дыхательные упражнения, и я пошел к тяжеленной груше, тренировать свой лоу-кик. Наш инструктор все задерживался. Сегодня начальник кафедры физвоспитания сам работал с нами. Инструктор по рукопашному бою обещал привезти из ВИФКА (военный институт физической культуры), пару каких-то суперпрофессионалов для проведения методических и показательных занятий. Я усиленно колотил грушу ногами из различных положений, добавив на утяжелители еще по полкило. Эти «мягкие гири» я начал таскать сразу же после поступления в училище.

В голове у меня почему-то засели мысли о большой войне, которая рано или поздно случится, а я через год уже лейтенант. Путь мой определен и без меня, еще на мандатной комиссии флота. Моих желаний никто не учитывал. В Тамбовском специальном училище кафедры морской разведки на момент моего поступления не было, и меня отправили дорожкой, когда-то проторенной моим командиром группы. Ленинград, подплав. Клаустрофобия осталась в далеком прошлом. Выход за борт шлюзованием теперь для меня сущая ерунда.

Так, размышляя обо всем подряд, я чуть не пропустил команду на построение.

Приехали приглашенные инструкторы. Один невысокий жилистый то ли казах, то ли еще кто из этих народов. Второй повыше, типичная усатая рязанская морда. Но мощь и скорость видны даже в скупых, экономичных движениях. А лицо-то уж больно знакомое. Где же я его видел?

Одного рукопашника представил сам начальник кафедры. Низкорослый казах — майор запаса Борис Орсынбаевич Лисенбаев. Видать из нелегалов. Когда рассказывал о цели занятия, проступал явственный акцент. Так на русском говорят янки откуда-нибудь из Сан-Франциско.

Лисенбаев представил своего товарища, латыша Криса Рейса. Вот, латыш! А я думал, русский. Этот тоже говорил с акцентом, но получше казаха.

Лисенбаев показывал удивительные вещи. «Трехсантиметровый» удар. Кулак инструктора находился возле груди спарринг-партнера. Незаметное глазу движение, и партнер летит на маты. Он рассказал о философии нового вида рукопашного боя «Джит Кун До», которому сейчас обучают оперативников специальных групп, посмотрел на наши спарринги, давал очень умные и дельные советы. На меня он глядел очень внимательно, изредка что-то говорил своему напарнику. Потом провел с Рейсом показательный бой. Такой техники я раньше ни у кого не видел.

Но вот усатый Крис Рейс кого-то мне напоминал. Убежденность в этом росла с каждой минутой, пока я наблюдал за ним на татами.

Он начал приглашать курсантов для спарринга. Лисенбаев судил и наблюдал за мерами безопасности при проведении учебной схватки.

После того как Рейс буквально в считанные секунды выстегнул пару спарринг-партнеров я решился выйти на татами. Церемонный поклон. И тут я словно предугадываю, что сейчас будет, высоко подпрыгиваю, пропускаю под собой ногу Рейса, изворачиваясь в воздухе, уклоняясь от удара правой, перекатываюсь и встаю на ноги.

Да, все понятно. Вот он, оказывается, где, а я все мучился, думал, что стало с оклахомским рейнджером. Помнит ли он сержанта Лепски и свою погибшую группу?

На Рейса словно ступор напал. Он меня узнал!

— Хай, Чак! — бросаю я ему по-английски и со всего маху луплю в промежность.

Повелся этот псевдолатыш, успел выставить жесткий блок. Знал, куда я ему влуплю. Но я голень так и не довел. Использовал маховое движение левой ноги, вскинул правую. Чак, как и в прошлый раз, ожидал футбольного удара в грудь, повел плечом, блокируясь, выставил ногу. Сейчас все напряжение у него в плече и в блоке на промежность, который он уже начал перемещать, уловив мах моей правой.

На! Если бы не психологическая обманка, я наверняка отсушил бы себе ногу об это железобетонное бедро. А тут я свалил Чака Норриса. Мои курсанты и инструкторы восхищенно охнули. Ведь дело происходило в какие-то доли секунды.

Лисенбаев выдал замысловатое американское ругательство, которое понял только я. Крис Рейс тяжело поднялся с татами. Казах тут же прекратил схватку. Мы церемонно поклонились друг другу. В глазах у Норриса-Рейса я увидел что-то вроде страха и примирительно ему улыбнулся. Борис Орсынбаевич отвел Рейса в сторону и обмолвился с ним парой слов. Потом он пригласил меня в кабинет начальника кафедры.

Там состоялся разговор, в ходе которого я клятвенно, чуть ли не под подписку, пообещал никому не рассказывать о том, где раньше встречался с Крисом Рейсом. Лисинбаев пригласил меня в ВИФК для индивидуальных тренировок. Ну что же, воспользуемся. Хотя мне кажется, что пуля быстрее всяческой руки и ноги в несколько раз.