— Палево, мичман идет! — сообщил мне напарник.

Мы в два прыжка подскочили к своей каюте. Гобой, стоявший на посту, впустил нас.

— Ну и сходили мы в гальюн! — начал возмущаться я.

Рука, которую пытался вывернуть морпех, все-таки чуть ныла.

— Да ладно, зато развеялись! — заявил Зеленов. — Как мы морпехов покатали по трапу, красотища!

— Что там было? — Федос поднялся со своей лежанки.

Нам пришлось немного сгустить краски, выставить себя нас белыми и пушистыми, а морских пехотинцев — оголтелыми пособниками империализма. Они недостойны звания комсомольцев и прочее, прочее.

Тут же в каюту застучали. Федос выглянул в смотровое.

— Ну вот, походу на разборки пришли местные. Вроде сами, без офицеров и мичманцов.

Запускать к нам в каюту никого нельзя было, и поэтому Саня решил выйти сам. А мы его одного не отпустили. Короче, вышли мы трое. Остальные разведчики притаились у комингса, готовые выскочить в любую секунду.

Морпехов было трое. Патрульный, сопровождавший нас, другой тот, который выкручивал мне руку, с уже распухшим ухом. При них здоровенный сержант, то ли казах, то ли киргиз.

— Что за разборы на железе? Кто старшой? — лениво процедил он сквозь зубы.

— Я старшой! А своему салажонку скажи, чтоб не залупался на того, кого не знает, — так же пренебрежительно ответил Федос.

— Я залупался?! Да вы прихренели, носочники! — начал переходить на визг патрульный, зашибленный нами.

Парень с распухшим ухом ткнул в меня пальцем и заявил:

— Этого кренделя я точно знаю.

— Откуда? — спросил сержант.

— Он в нашей учебке был. Его прямо от нас в водолазы забирали, проверками мурыжили. Матросы из постоянного состава говорили, что он на рукопашке валил всех без разбора, а потом с рюкзаком резиновым, набитым камнями, вечно гонял. Я знаю, что один на сотню в водолазы попадает, вот его и запомнил.

Ни хрена себе! Этот морпех, которого я озвездюлил, из моей родной учебки!

Сержант хмыкнул и заявил:

— А я-то думаю, как они вдвоем пятерых повалили.

— Короче, старшой, инцидент замяли. Мои никого не трогали, твои про нас забыли. Надеюсь, ты понял, что нас не видел, не знаешь, что, кто и откуда, — проговорил Федос.

— Ясный красный, — сказал сержант и… козырнул, приложил ладонь к каске.

Федос ответил ему тем же.

— Давай, землячок, не тужи, — подбодрил я неожиданно нашедшегося сослуживца.

В каюте Федосов долго выговаривал нам с Зеленым за нарушение режима секретности и передвижения на борту транспортно-морского средства. Однако без особой злости.

Как оказалось позже, эта стычка принесла обеимм сторонам конфликта несомненную пользу. Наша группа должна была питаться из экипажного котла, плюс дополнительные порции мяса, масла, сгущенки и прочего. Поглощать все это мы должны были в каюте и в столовой не показываться.

Ответственным за доставку пищи с камбуза был наш Саня Федос. Он контролировал порции, заливаемые и засыпаемые в бачки, взвешивал печенье, шоколад, конфеты, считал банки сгущенки и расписывался в получении. Чтобы не светить разведчиков на камбузе, Федосов договорился с морпеховским старшиной, тем самым здоровенным сержантом-казахом, о помощи в доставке продовольствия. Палыч, жучара еще тот, каким-то образом указал, что личного состава у нас на несколько человек больше, чем на самом деле. Он сам потом пояснил, что сделал это в целях соблюдения режима секретности. Поэтому часть левых пайков Федос без зазрения совести отдавал морским пехотинцам. Взаимовыгодное сотрудничество было налажено.

Глава 9

Никто из нас и не заметил, как мы вышли в море. На это намекали только вибрация палубы и бортовая качка. Мы с Зеленым выбрались на палубу, с молчаливого согласия морского пехотинца, сопровождавшего нас, подошли к борту и осмотрелись.

— Охренеть! — восторженно высказался Зеленый по поводу того, что мы увидели.

Наш большой десантный шел в сопровождении нескольких кораблей поменьше, следовавших на значительном отдалении. Впереди виднелись огромнейшие силуэты противолодочников, подернутые белесой дымкой газовых выхлопов. Все в мельчайшей водяной взвеси, на которой играла тусклая радуга от лучей заходящего солнца. Сбоку, в нескольких милях от нас, корабли в походном строю, расцвеченные вымпелами. Вдалеке на берегу сопки под шапкой облаков, сквозь которые пробиваются лучи восходящего солнца.

— Красота здесь наверху, — обронил морпех, сопровождавший нас. — А внизу, в твиндеках, жопа полная. Десант в каютах как сельди в бочках. Литр воды в день на рыло.

— Что так, хреново? — с удивлением спросил Зеленый.

— Не то слово! Если с десантированием ходим, то капец. На погрузке даже какой-то процент смертных случаев запланирован. Ладно, давайте до ветру и обратно на каюту. Сейчас наш взводник по этому борту с обходом пойдет.

Да, все мои детско-юношеские мечты о службе в морской пехоте теперь разлетелись в пух и прах. С моря об землю и в бой! Нет, это не мое. Мне теперь нравится с моря об землю и в кусты.

Судя по всему, Зеленый думал о том же, о чем и я.

Когда мы снова разлеглись на палубе в каюте, он тихо пробурчал:

— Блин, я так в морскую пехоту хотел! Форма у них черная, больно красивая. Все мечтал сфотаться в ней. А теперь думаю, что дураком был? Лучше по сопкам носиться, чем на берег в плавающей железяке выбрасываться. Задохнешься на хрен.

Я вспомнил про свою клистирофобию, и меня передернуло.

Через неделю мы грузились со всем имуществом на катер. Затаскивали ящики и мешки, сто раз перепроверялись и считались. Через час оказались на каком-то недостроенном бетонном пирсе, пешком вышли в ночь и потопали по дрянной грунтовой дороге. По ее обочинам буйно разрослись джунгли.

Минут через пятнадцать мы вышли на перекресток грунтовых дорог, влезли в кузов грузовика, ожидающего нас, проехали еще несколько километров и оказались на небольшой поляне. В темноте там и сям виднелись грузовые машины и силуэты палаток. На соседнем холме торчали мачты антенн.

Федосов куда-то умчался вместе с Поповских. Потом прибежал, взял четверых разведчиков и опять ускакал. Пацаны вернулись, нагруженные одним большим свертком, кольями и веревками. Оказывается, они получили палатку, и теперь нам предстояло ее установить. Промаялись мы с ней минут сорок.

Потом оказалось, что нет еще какого-то барахла. Федосов пошел разбираться, прихватив меня с собой. Пока Саня лаялся с каким-то мичманом из вещевой службы, я бродил между кунгами и палатками, спер большую, но вполне подъемную катушку силового электрического кабеля и, пользуясь заминкой, быстренько отволок ее в расположение группы.

Пока я занимался этим, приперся Федосов, тащивший на горбу большой фанерный ящик.

— Балет, я тебя накажу, собака! — пропыхтел он.

— Товарищ старшина, попалась попутная задача, — отбрехался я и показал ему уворованное добро.

— Так это ты спер кабель. А там инженеры орут друг на друга, что на складе его оставили. А на хрена он нам нужен?

— Палыч, ты пока занят был, я по округе прошвырнулся. Рядом с нами наши водители стоят и ремонтники с обеспеченцами. А них там кое-что тарахтит.

— Да, у них движок есть, они свет на ЦБУ дают и на кунги штабные.

— Правильно мыслишь. Нам осталось только плафоны найти. Лампочки, если помнишь, я в ящики положил, а ты еще орал, на хрена я их запихиваю.

— Назвался груздем, так и вали свет искать. Данко, епть, горящее сердце.

— Короче, ставишь задачу?

— Ага, давай! Может что-то и сообразишь. Нашему каплею свет обязательно нужен, карты рисовать, оперативное дело оформлять.

Мы обсудили, как устроить персональную каюту командиру. Решили завесить угол плащ-палатками. Неплохо было бы найти машины с имуществом КЭЧ. Там столы, стулья и походные одноярусные шконки. На их поиски Федос отправил Зеленова и Киева.